Внимательный, к тому же хотя бы в общих чертах представляющий обстановку, в которой картина появилась на свет, зритель не сможет не поразиться смелости вопросов, задаваемых "Жёлтой землёй" (первоначальное название "Тихая древняя равнина" было изменено, когда Чэнь Кайгэ увидел заснятые Чжан Имоу кадры с желтозёмом). Тем более режиссёр-дебютант принципиально отказался от любезно предоставляемого Кэ Ланем "мелодраматического камуфляжа": прочтя "Эхо в глубокой долине", Чэнь первым делом выбросил из сценария всякие намёки на романтические чувства, которыми в романе воспылала юная крестьянка к пришлому солдату-коммунисту. Нет, Гу Цинь для Цуйцяо — это исключительно луч надежды на новую жизнь, в которой мужчины умеют шить, а девушки не обязаны выходить замуж в 14. Надежды не оправдавшейся… Далеко ли отсюда до предположения, что полновесно установившийся спустя 10 с половиной лет после событий фильма в Китае строй не стал счастьем для всех, более того, трагически разочаровал самые незащищённые слои населения?
Но подвизавшийся в школьные годы красным хунвэйбином автор идёт в финале ещё дальше: невольно преданная Цуйцяо неожиданно зарифмовывается с жителями деревни, молящими Небесного Лорда Дракона о долгожданном дожде. Если по Пазолини коммунизм вышел из христианства, то краеугольное произведение Пятого поколения китайских кинематографистов представляет его галимым язычеством, способным серьёзно увлечь лишь самых отчаявшихся.
Но подвизавшийся в школьные годы красным хунвэйбином автор идёт в финале ещё дальше: невольно преданная Цуйцяо неожиданно зарифмовывается с жителями деревни, молящими Небесного Лорда Дракона о долгожданном дожде. Если по Пазолини коммунизм вышел из христианства, то краеугольное произведение Пятого поколения китайских кинематографистов представляет его галимым язычеством, способным серьёзно увлечь лишь самых отчаявшихся.